Онлайн-журнал "Гелос"

Понятия «владелец собрания» с одной стороны и «коллекционер», «собиратель» с другой близки по значению. Их часто смешивают, употребляют как синонимы, но при близком рассмотрении оттенки их значения различны. Первые по характеру пассивны, интравертны, вторые активны, экстравертны. Как активный персонаж коллекционер всегда работа ет над тем, что составляет предмет его собирательского интереса. И под работой здесь подразумевается нечто большее, чем уход за художественными вещами или их консервация.

Собрания получают в наследство, они могут возникнуть в результате вкладов, пожертвований, подарков, а потому нередко носят случайный характер. Коллекция всегда предполагает систему и отбор. Ценными коллекции и собрания бывают равно часто, но определение «интересная» чаще применимо к коллекции. Ценное собрание можно обеспечить лишь деньгами, для интересной коллекции одних денег недостаточно. Если I согласиться с расхожим выражением «скажи мне, кто твой I друг, и я скажу, кто ты», то формула «коллекция — одна из самых ярких характеристик личности» (в том случае, разумеется, если личность коллекционер) работает не менее точно.

Александр Фельдман, народный депутат Украины, предприниматель из Харькова, экономист по образованию, создал в течение пятнадцати последних лет обширную коллекцию японской пластики — нэцкэ и окимоно. Его коллекция — одно из лучших собраний искусства этого рода в СНГ Увлечение Японией и японским искусством для украинца поколе-I ния Фельдмана одновременно необычно и закономерно. За-I навес времен сталинизма и застоя лишил несколько поколе-I ний полноценного знакомства с современной зарубежной ли-I тературой и искусством. Художественная культура Японии оказалась в их глазах одной из наименее урезанных.

Обаяние японского искусства велико вне всякого контекста, но не нужно сбрасывать со счетов то, что в Советском Союзе никакой другой гуманитарной сфере не было дано столько свободы, как востоковедению. В книге академика-китаиста Василия Алексеева «Наука о Востоке», изданной в 1982 году, можно найти ссылку на еще запрещенного тогда Николая Гумилева. Немаловажную роль сыграло и то, что в журнале «Иностранная литература» долгое время работали Григорий Чхартишвили, литературовед-японист и будущий писатель Борис Акунин. Чхартишвили уже в наши времена объяснял свой «японский» выбор именно относительной вольницей, данной восточникам К примеру, Роберта Музиля на страницы «Иностранки» не допускали из-за «формализма», несмотря на его последовательную антифашистскую позицию. В то же время «формализм» Кобо Абэ не помешал стать писателю издаваемым и читаемым в СССР Известный советский гебраист и специалист по эллинизму Илья
Шифман говаривал молодым ученым: «Идите в восточники. У нас — почти как на Дону при царе Алексее Михайловиче: что творится, наверху не разбирают. С Дона выдачи нет. Разинский бунт не поднимайте, а так — занимайтесь, чем хотите».

Все японское в годы застоя вызывало сочувственную реакцию. Успех спектакля «Самоубийство влюбленных на острове небесных сетей» по японской классической пьесе, поставленного Робертом Стуруа в тбилисском театре им. Котэ Марджа-нашвили, был головокрркительным. На фильм Акиры Куросавы «Семь самураев» определенный зритель ходил столько же раз, сколько дети на «Фантомаса». Японские отделения городских курсов иностранных языков были переполнены, причем большинство аудитории составляли «физики», а не «лирики». Здесь сказывалась не только передовая позиция японцев в области техники, но и конструктивный характер их национальной классики, лаконизм японской поэзии. Японское экономическое чудо вызывало интерес к чудесному японскому искусству; интерес в свою очередь рождал любовь к нему.

Харьков — одна из технических столиц Советского Союза; этот город был также одним из лидеров по числу подписчиков научных и толстых журналов. Первая украинская столица стала одним из центров увлечения Японией, знаний (пусть зачастую дилетантских) о ней. Позже Виктор Пелевин иронизировал по поводу повального советского и постсоветского увлечения всем японским, поэзией в том числе. В романе «Чапаев и Пустота» главный герой, поступающий на работу в некую совместную японско-российскую фирму, сочиняет во время устроенного ему собеседования хокку: «Я не люблю стихов и не пишу их. Зачем стихи, когда на небе звезды».

У Александра Фельдмана интерес к японской литературе и кинематографу, когда появилась возможность, перерос в коллекционирование предметов японской культуры. Отдавая должное «Семи самураям», сначала он стал приобретать холодное оружие. В какой-то момент из дизайнерских соображений попробовал разбавить его несколькими предметами мелкой пластики получилось неплохо. Чуть позже пришел осознанный интерес к традиционной скульптуре малых форм— нэцкэ и окимоно.

Нэцкэ имели изначально утилитарное значение — как предмет туалета, своего рода брелоки. Этот вид пластики связан с появлением в Японии зачатков буржуазии, утверждением классов производителей и торговцев, переносом столицы из Киото в Эдо (Токио). Как предмет собирательства нэцкэ стали широко известными во всем мире, в том числе в Советском Союзе, уже давно. Вокруг «праведных» и «неправедных» коллекционеров нэцкэ построена, в частности, интрига повести Анатолия Рыбакова «Каникулы Кроша», впоследствии телеэкрани-зированная.

Окимоно, пластика для интерьеров, появилась гораздо позже, чем нэцкэ, и не без европейского влияния. Этот жанр японской пластики гораздо меньше известен и уважаем, потому что до недавнего времени считался производным и неорганичным. Фельдман первым ввел окимоно в широкий культурный обиход Украины. По мере роста коллекции, росли его знания, понимание художественных особенностей любимого вида искусства, умение отличать произведение, исполненное высокого и подлинного мастерства от просто симпатичной штучки.

Предметы из коллекции Фельдмана датируются разным временем. Наиболее ранние относятся к первой половине XIX века, поздние приближаются ко второй половине XX. Полтора столетия миниатюрной пластики Японии представлены в оригинальных работах и высокопрофессиональных копиях ряда мастеров: Томотада, Томочика, Окамото, Тошимаса, Мэйкэй, Мацуяма, Тамадори, Мингеку и других. В последние годы Фельдман периодически публично демонстрирует коллекцию нэцкэ и окимоно в Харькове и Киеве. В 2004 году издан каталог «Мир в горчичном зерне», в 2006-м альбом «Улыбка богов: японская миниатюрная пластика» (Харьков, издательство «Фолио», автор каталога и вступительной статьи Светлана Рыбалко). Их полиграфическое качество и уровень научной обработки материала заслркивают отдельной похвалы.

История коллекционирования японского искусства в Украине не слишком длинна и не изобилует персонажами. Первую и до сих пор самую значительную коллекцию создал на прошлом рубеже веков Богдан Ханенко. Позже Музей искусств имени Богдана и Варвары Ханенко покупал или получал отдельные вещи, но их число не было значительно. Постоянная экспозиция искусства Востока этого музея возобновляется только в текущем году после двадцатилетнего перерыва. Все это, несомненно, повлияло на угасание интереса к японскому искусству в широких кругах коллекционеров.

Немногочисленные экспонаты имеются в некоторых музеях Украины. Ряд художественных вещей японского происхождения принадлежал академику-литературоведу Александру Белецкому (1884, Харьков 1961, Киев) они были приобретены по совету академика Николая Конрада, основателя советской школы японоведов. После смерти Александра Белецкого они перешли к его сыну Платону Белецкому (1922, Харьков 1998, Киев), академику-искусствоведу, который неоднократно подчеркивал, что он является не коллекционером, а только владельцем некоторых ценных вещей. Собрание Белецких, в силу того, что в советское время не было принято афишировать личные коллекции, широкой известности не получило.

Коллекция Александра Фельдмана выросла на почве, лишь отчасти удобренной, но то, что она возникла в интеллектуально раскованном Харькове с его достойной университетской традицией, представляется не случайным. Украинский антикварный рынок, к сожалению, далеко не переполнен качественными японскими вещами, поэтому предметы коллекции приобретались преимущественно за рубежом. Библиотека по искусству Японии, которая создавалась Фельдманом, представляет не меньший интерес, чем сами произведения искусства. Она существенно дополняет государственные собрания, поскольку в ней представлены зарубежные издания последних лет.

Круг музейных сотрудников и других искусствоведов Украины, хотя бы отчасти связанных с японским искусством, очень узок. К деятельности харьковского коллекционера специалисты относятся уважительно: он придерживается музейных принципов в обращении с принадлежащими ему вещами (так у нас бывает далеко не всегда), охотно и корректно вводит их в широкий культурный обиход. Важнейшим штрихом к портрету Фельдмана как коллекционера-романтика является его стойкое нежелание съездить в Японию, связанное со страхом разочароваться. Любящим нужны иллюзии, любящим искусство в том числе.

Страх этого рода равно хорошо понятен и коллекционерам, и ученым, и писателям. Замечательный эссеист Петр Вайль в книге «Гений места» (глава «Кобо Абэ Токио; Киото Мисима») передает современный дух Японии, манивший его и Фельдманово поколение, неологизмом «Токиотокиото-кио». Литературная находка Вайля точно характеризует страну карьеристов-трудоголиков, забросивших дзен-буддизм вместе со следующей за ним медитацией. Япония стала «пахнуть сливочным маслом» (выражение означает отход от традиций), как романы Харуки Мураками. Влюбленному в искусство ее прошлого стремиться в современную Японию не стоит.

Журнал "Антиквар"